Константин Малкин-Фам – режиссёр, сценарист, продюсер; создатель кинопроекта памяти Холокоста “Свидетели”, сооснователь и продюсер Московского еврейского кинофестиваля, председатель совета Фонда поддержки и развития еврейского кино Ark Foundation.
Когда и как вы узнали о своем еврействе?
Еврейство… Сейчас для меня это звучит как королевский титул и великая награда. Но так было не всегда. Своё “еврейство” так же, как и “вьетнамство”, я получил от мамы с папой с самого рождения и знал об этом всегда. Глубокое еврейское самосознание пришло ко мне во время посещения мемориала Аушвиц-Биркенау 12 лет назад в 2008 году. Там, в бараке перед витриной с детской обувью я вдруг осознал две вещи. Первое − что всё, о чем я когда-то отдаленно слышал, связанное с массовым и бесчеловечным истреблением евреев, действительно было. А второе − то, что это имеет непосредственное отношение ко мне и моей семье. По глубине переживания в рамках моего жизненного опыта я доселе не испытывал ничего подобного. И я решил, находясь там, в Освенциме, что должен во что бы то ни стало что-то изменить в своей жизни, сделать что-то, чтобы люди узнали об этой трагедии − трагедии всего еврейского народа, трагедии моих родственников и моей личной трагедии. После принятия этого решения в моей жизни всё изменилось…
Семья, в которой вы родились, соблюдала еврейские традиции?
Моя мама во время войны была ребенком. Её детские воспоминания всегда сопровождались комом в горле и слезами, которых в повседневной жизни мы от неё никогда не видели. В её памяти осталось, как во время войны они ползали по полю в поисках мерзлой картошки, ели жмых и как их − “жидовских выродков” не пускали в хаты… Никакие традиции в нашей семье не соблюдались. Еврейство признавалось, но не обсуждалось. При этом мама была классической “аидише мамой” с полным походным набором – куриным бульончиком во время болезни и плетеной булкой по субботам, закутыванием в десять одёжек и натягиванием двух шапок, контролем, гиперопекой и бесконечной самоотверженной любовью. В моем детстве были скрипка, шахматы, много книг и разговоров о том, как бороться, искать, найти и не сдаваться.
На каком-то этапе жизни сталкивались ли вы с проблемами из-за своей национальности?
Сохранилась фотография, где в детском саду на утреннике я с другими детьми читаю стихи про дружбу народов. Все были одеты в национальные костюмы – девочка-украинка в вышиванку и веночек с ленточками, мальчик-грузин − в чоху с газырями, и только я был одет в черные шортики и белую сорочку. Видимо, про меня и без костюма было всё было понятно. Нас с сестрой называли детьми интернационала. Звучало круто и пафосно, но в реальной жизни было всё равно наоборот. Детская среда – жестока сама по себе, и уже в школе я натерпелся. Я не буду перечислять набор прозвищ, которые мне предлагали носить, но высшим пилотажем изобретательности стало, когда учитель по труду слегка пристукнул меня по голове деревянным молотком-киянкой с фразой ”чурка жидовская”. Так что можно утверждать, что принадлежность к избранному народу мне вбивали в голову на уроках труда буквально. Мама довела дело до разбора в районном отделе образования. Однако Василий Иванович Шекера (моя память хранит даже имя трудовика) никак не пострадал, а впоследствии перед самым развалом СССР даже возглавил местный райком партии. Для меня эта история закончилась четверкой по труду, испортившей аттестат. Поэтому, скажу честно, я очень любил маму и папу, но стеснялся своего происхождения, и мне очень хотелось быть таким же, как все ребята. Возможно, в больших городах было по-другому, но в моём посёлке Первомайский Харьковской области было так. Я решил не ждать окончания десятилетки и в пятнадцать лет уехал учиться в большой город Днепропетровск, где мне сразу стало значительно легче. Отмечу, что в моём советском детстве было много педагогов-евреев, которые помогали мне, но о национальности никогда не говорили.
Как вы оцениваете в целом нынешнюю ситуацию развития еврейской общины в России? Чувствуете ли вы за последние годы возрождение еврейской жизни в нашей стране?
В силу своей профессии я много езжу по всему миру. И хочу сказать, что еврейская культурная жизнь и иудаизм переживают сейчас не просто возрождение, а время расцвета. Особенно это ощутимо в России и на Украине, где я также часто бываю. Люди перестали прятаться, стали гордиться своими национальными корнями. Можно даже сказать, что быть евреем стало модным. Другое дело, что многие не понимают, что быть евреем – в первую очередь, огромная ответственность. Но это уже следующий шаг. Важно, что люди пробудились от летаргического сна и страха.
Сегодня вы и ваша семья соблюдаете еврейские традиции? Какие?
В нашем доме уже есть Тора, тфилин, мезуза, книги, коробочка для цдаки, шабатние свечи и даже свежевыпеченная хала из печки, освоенная супругой с детьми на карантине. Но, конечно, путь “возвращения”, особенно в моём случае, очень непростой и постепенный. Я ощущаю себя второклассником и второгодником. Не зная традиций, иврита, имея некошерное, на первый взгляд, происхождение – мне всё дается очень непросто. Но потребность в еврейской культуре, а теперь и в постижении Торы и хасидизма настолько сильна, что я выбрал позицию чувствовать себя игроком первого уровня в сложной и увлекательной компьютерной игре. И мне предстоит освоить новые навыки, пройти испытания и новые уровни, а в конце прийти к самому главному… Так как до ста двадцати мне ещё более семидесяти лет, то есть шанс наверстать упущенное.
Вы являетесь почетным членом общины «Жуковки». Как часто вы посещаете ЕРКЦ? На какие мероприятия ходите?
Приятно слышать о почетном звании. Хотя я считаю, что в «Жуковке» все прихожане почётные, все являются абсолютными самородками и любят именно это место. Ведь «Жуковка» находится за городом, и туда нужно добираться специально. Но там создана удивительная атмосфера. Как только ты въезжаешь на территорию центра – ты сразу погружаешься внутрь, всё мирское остаётся позади, а когда входишь в здание, в огромный светлый холл и в зал для молитв, то сердце сразу наполняется радостью. Моя семья сейчас живёт в США, поэтому бываю я там не так часто, как хотелось бы. Но всякий раз, когда я нахожусь в Москве – на Шабат еду в «Жуковку». Последние большие праздники, на которых я имел честь присутствовать, это Йом-Кипур и Симхат Тора. Ну а к Пасхальному Седеру, в силу известных обстоятельств, рав Александр Моисеевич Борода уже готовил всех нас онлайн. Однако было ощущение полного присутствия.
Является ли для вас «Жуковка» одним из важных мест на карте еврейской Москвы, которое сохраняет национальные дух, культуру и традиции?
Вне всякого сомнения. И не только на карте Москвы. Жуковский общинный центр – это украшение на еврейской карте всего мира. Только в прошлом году я был в десятке синагог в разных частях света от Нью-Йорка до Биробиджана, и мне есть, с чем сравнить. Такого современного, светлого и красивого еврейского центра я нигде не встречал. Было очень весело, когда Шолом Родал − раввин синагоги в Лос-Анджелесе, где у меня был кинопоказ, шутливо, но абсолютно искренне сказал: «Наша синагога по сравнению с «Жуковкой» − шалаш».
Так что слава о «Жуковке» реально гремит на весь мир. Но нужно понимать – это важная часть огромной экосистемы. И когда мы говорим об общинном центре в Жуковке, то видим как бы фасадную часть огромного и красивого здания, за которым стоит вся деятельность Федерации Еврейских общин России. Важно отметить, что во время карантина виртуальные двери «Жуковки», как и в «мирное» время, открыты круглосуточно для всех. Любой желающий может прослушать уроки Торы, Талмуда и законов Субботы. Раввин Борода подошёл к вопросу системно и со свойственным ему спортивным азартом: начал вести три раза в неделю занятия по изучению майморов Ребе. Так что в короткий срок мы получили уникальную коллекцию уроков, на которых можно прикоснуться к глубоким вопросам устройства мира. Поэтому абсолютно ответственно заявляю, что за три месяца, которые я нахожусь со своей семьёй в Калифорнии, я ни дня не чувствовал себя оторванным от жизни еврейской общины вообще и от «Жуковки» в частности.